Таким супругам скука не страшна. Муж предпочитает общество жены обществу более молодой и красивой женщины; и это обоюдно. Почему? Потому что каждый из них настолько хорошо знает, что именно может заинтересовать другого, потому что у обоих вкусы настолько совпадают, что беседа между ними никогда не замирает. Прогулка вдвоем ныне для них так же дорога, как в свое время им были дороги часы любовных свиданий, этих прелюдий к их свадебному маршу. Каждый знает, что другой не только поймет его, но и заранее обо всем догадается. В одно и то же время оба думают об одних и тех же вещах. Каждый просто физически страдает из-за нравственных переживаний другого», — писал Андре Моруа.
Только в мужчине находит женщина, так же как только в женщине — мужчина, свое полное совершенство, свою человеческую цельность и законченность.
Ни одного из русских писателей тема семьи, брака так не волновала, не мучила, не занимала своей проблематичностью и явной исторической ролью в жизни общества, как А.Н. Толстого. «Наташа не следовала тому золотому правилу, про-поведоваемому умными людьми, в особенности французами, и состоящему в том, что девушка, выходя замуж, не должна бросать свои таланты, должна еще больше, чем в девушках, заниматься своей внешностью, должна прельщать мужа так же, как она прельщала не мужа. Наташа, напротив, бросила все свои очарованья, из которых у ней было одно необычайно сильное — пение. Она оттого и бросила его, что это было сильное очарованье. Она, то что называют, опустилась. Наташа не заботилась ни о своих манерах, ни о деликатности речей, ни о том, чтобы показываться мужу в самых выгодных позах... Она чувствовала, что связь ее с мужем держалась не теми поэтическими чувствами, которые привлекли его к ней, а держалась чем-то другим, неопределенным, но твердым, как связь ее души с ее телом...»
«...Толки и рассуждения о правах женщин, об отношениях супругов, о свободе и правах их, хотя и не назывались еще, как теперь, вопросами, были тогда точно такие же, как и теперь, но эти вопросы не только не интересовали Наташу, но она решительно не понимала их.
Вопросы эти и тогда, как и теперь, существовали только для тех людей, которые в браке видят одно удовольствие, получаемое супругами друг от друга, то есть одно начало брака, а не все его значение, состоящее в семье. Рассуждения эти и теперешние вопросы, подобные вопросам о том, каким образом получить как можно более удовольствие от обеда, тогда, как и теперь, не существуют для людей, для которых цель обеда есть питание и цель супружества — семья. Если цель обеда — питание тела, то тот, кто съест вдруг два обеда, достигнет, может быть, большего удовольствия, но не достигнет цели, ибо оба обеда не переварятся желудком.
Если цель брака есть семья, то тот, кто захочет иметь много жен и мужей, может быть, получит больше удовольствия, но ни в каком случае не будет иметь семьи.
Весь вопрос, ежели цель обеда есть питание, а цель брака — семья, разрешается только тем, чтобы не есть больше того, что может переварить желудок, и не иметь больше жен и мужей, чем столько, сколько нужно для семьи, то есть одной и одного. Наташе нужен был муж. Муж был дан ей. И муж дал ей семью...» (Л.Н. Толстой. «Война и мир».Эпилог. Часть вторая). Всех детей Наташа кормила сама, поскольку как-то Пьер сообщил ей мысль Руссо о неестественности и вреде кормилиц...
В Древней Индии, которую великий русский гений не знал досконально, несколько тысяч лет назад существовало правило: «Ничто не трудно тому, кому пища нужна для поддержания жизни, совокупление — для продолжения рода, слова — для правдивой речи».