Уж ты свет да родна матушка,
Да подошли да ноги резвые,
Поднялись да руки белые
На мою буйную голову!
Призакрыла, родимая,
Половину света белого.
Как вчера об эту порушку
Пораняе малешенько
Пролетала да птичка-пташечка.
Что садилась птичка-пташечка
На кутнёе окошечко,
Говорила да птичка-пташечка
Человеческим голосом:
«Уж ты плачь, красная девица,
Причитай, раскрасавица!
Тебе плакать-то есть об чем,
Да горевать тебе есть об чем:
На чужой на дальней стороне
Да три поля горя насеяны,
Печальёй обгорожены,
Кручиной исподпираны,
Да горючим слезам обливаны».
Как вчерась об эту порушку,
Пораняе малешенько
Пролетал млад ясен сокол.
Говорил млад ясен сокол
Человеческим голосом:
«Ты не плачь, красна девица,
Ты не плачь, раскрасавица!
Тебе плакать-то не об чем,
Да горевать тебе не об чем:
На чужой на дальней стороне
Три поля хлеба насеяны,
Частоколом обгорожены,
Весельёй исподпираны,
Частым дождичком поливаны».
Да подошли да ноги резвые,
Поднялись да руки белые
На мою буйную голову!
Призакрыла, родимая,
Половину света белого.
Как вчера об эту порушку
Пораняе малешенько
Пролетала да птичка-пташечка.
Что садилась птичка-пташечка
На кутнёе окошечко,
Говорила да птичка-пташечка
Человеческим голосом:
«Уж ты плачь, красная девица,
Причитай, раскрасавица!
Тебе плакать-то есть об чем,
Да горевать тебе есть об чем:
На чужой на дальней стороне
Да три поля горя насеяны,
Печальёй обгорожены,
Кручиной исподпираны,
Да горючим слезам обливаны».
Как вчерась об эту порушку,
Пораняе малешенько
Пролетал млад ясен сокол.
Говорил млад ясен сокол
Человеческим голосом:
«Ты не плачь, красна девица,
Ты не плачь, раскрасавица!
Тебе плакать-то не об чем,
Да горевать тебе не об чем:
На чужой на дальней стороне
Три поля хлеба насеяны,
Частоколом обгорожены,
Весельёй исподпираны,
Частым дождичком поливаны».